01.02.18 14:23
"Я не могла уявити, що мою дитину спалили. Але його хлопці мені сказали, що синові не боляче було, - це сталося миттєво", - спогади мами загиблого під Іловайськом добровольця Євгена Харченка
В.Ясинська
Доброволець батальйону "Донбас" Євген Харченко або Ред, як знали його побратими, загинув 29 серпня 2014 року під час виходу з так званого зеленого коридору під Іловайськом. Сьогодні Жені виповнився б 31 рік.
"Мы – люди без кожи, оголенный нерв. Нам никогда не станет легче". "Цензор.НЕТ" продолжает серию историй матерей погибших бойцов – женщин, которые живут воспоминаниями о своих детях.
Мама Жени, Наталья Алексеевна Харченко, встретила меня на одной из остановок поселка Бортничи. (Поселок входит в состав Киева) И провела по бывшей улице Ленина, а теперь улице имени Евгения Харченко в дом, где вырос ее сын и откуда однажды уехал на фронт.
"Я родом из Курска, а с Борисом, мужем, мы в Крыму познакомились", - рассказывает мне о своем прошлом мама Реда. "В 80-х годах переехали сюда, в Бортничи. Сначала жили с родителями Бориса, потом свой дом построили и перешли в него жить уже с сыновьями. Жене тогда было 10 лет, а старшему Андрею 15. Но когда Андрей женился и ушел на квартиру, мы остались здесь втроем. Второй этаж был весь Женин. Когда он погиб, мы туда не поднимались. Помню, надо было собрать его вещи через какое-то время после похорон, а я туда войти не решалась - это все так больно: видеть одежду, которая им пахнет, и понимать, что он ее больше никогда не наденет".
Еще у Жени было хобби – он занимался старыми автомобилями. Покупал "Москвич", например, привозил и пытался реанимировать, тюнинговать. Сын у меня хозяйственный был - во дворе фонтан соорудил. Клумбу тоже. Деревья посадил, елочки. Он много чего делал, просто сейчас развалилось почти все, прошло ведь три года.
"Молодой, открытый, наивный, добрый и по жизни "кошка, которая гуляет сама по себе"" - отзывается о своем сыне Наталья. Женя закончил бортническую среднюю школу. По словам мамы бойца, учителя отзывались о нем как о добром и светлом мальчике. А еще, как замечает Наталья, парень был всесторонне развит: писал стихи, очерки, вел дневник. Одновременно Ред был очень общительным, но и ранимым - если кто-то его обижал, то он замыкался.
В 2004 году будущий боец пошел учиться в академию МВД на военно-юридический факультет, сейчас это факультет Нацгвардии. Наталья вспоминает, что он не хотел учиться в академии. Ему не нравилась там атмосфера, да и сама система обучения, поэтому на третьем курсе перешел на заочное отделение, факультет права предпринимательства. Когда получил диплом – сначала создал свою небольшую юридическую фирму, а через какое-то время занялся частным бизнесом, открыл минипекарни. Позже работал в страховой и одновременно коллекторной компаниях.
"Я не знаю, ходил ли сын на Майдан, он не говорил, но муж мой там был постоянно и помогал, чем только мог. Но я очень хорошо помню, что когда аннексировали Крым, Женя с работы пришел, а я как раз новости смотрела, он тоже глянул - и сказал, так твердо: "А чего это отобрали?" У меня аж что-то екнуло тогда, я поняла, что его очень возмутил этот факт.
Наталья рассказывает, что Ред был очень дружен со своим двоюродным братом Антоном. И уже после смерти бойца Антон рассказал Жениным родителям многое, что от них скрывал их сын: как Женя задумал идти воевать, и многажды ходил в военкомат, а ему там говорили, что сейчас нет надобности - и отправляли домой. А потом в интернете нашел батальон "Донбасс" и записался добровольцем. Антон пытался отговорить брата, но безрезультатно.
"Для нас, конечно, его решение пойти воевать было большим ударом", - продолжает рассказ мама погибшего добровольца. "Помню, он домой откуда-то вернулся, а я белье как раз вешала на улице. Идет ко мне довольный такой, спрашиваю, что-то случилось, а он мне: "Сепаратисты свет отключили", - это он так прикололся. А потом подошел, посмотрел мне в глаза и сказал, что мама, надо поговорить: я сразу все поняла, потому что Антон намекал, что Женя что-то замышляет, а потом начала плакать. Я ему говорила, куда ты на войну собрался, ты же не любишь строем ходить, а там команды надо будет выполнять, а сын ответил: "Надо, значит, буду выполнять. Мама, ты меня не понимаешь – это мое решение, и я туда пойду".
Третьего июня он уехал на полигон, в Петровцы. Я очень сильно обиделась тогда - и мы не разговаривали. Для меня было страшно, что мой ребенок возьмет оружие и будет стрелять. Но получается, если ты не будешь стрелять, то в тебя будут стрелять. Значит, надо защищаться, он же не шел никого убивать, он шел защищать. Оказывается, Женя, был воином!
Через какое-то время я сказала мужу: "Ведь мы его папа и мама. Ребенок принял решение, почему мы должны отворачиваться от него? Приехали в Петровцы, и там я сына благословила.
Женя был на полигоне до 11 июля. Я его однажды спросила: "А где ты будешь служить, кем?" Когда услышала ответ, что разведчиком - сердце в пятки ушло. Пока он был в Петровцах, я начала вышивать молитвы красными нитками, хотя прежде никогда не вышивала. Понашивала их в его штаны – и была уверена, что так он их точно не потеряет, а получилось, что когда коридор этот был, Женя надел другие.
А потом мы приехали к нему как раз в день отправки. Я сидела в машине на заднем сиденье, и так плакать хотелось, правда, я, чтоб сын не слышал, себя сдерживала – но все равно скулила, а Женя увидел - и давай меня утешать: "Мама, не плачь, я вернусь!" Но он не вернулся…. Обманул…А ведь вообще никогда не обманывал, всегда правду говорил, а тут взял – и не вернулся"
Наталья вспоминает, что пока сын был в зоне АТО, муж все время смотрел в интернете передвижения батальона "Донбасс". Но всю информацию, о том, как воевал и где был Ред, семья узнала уже после его смерти из рассказов боевых друзей.
"Женя нам не говорил, но мы знали, что он в Иловайске, потому что "Донбасс" был там. Я, честно, тогда телевизор не смотрела - боялась. Эти бегущие строки, погибшие – для меня это был ужас. Я находилась в таком состоянии, что пропал сон. Никого не видела и не слышала. Все мысли были только о сыне. Они и сейчас не уходят. Всегда передо мной его карие большущие глазищи. Все эти дни, которые он там был – это кромешный ад ожидания.
24 августа, на День Независимости, Женя позвонил абсолютно всем родным. Меня спросил, была ли я на параде. А мужу посоветовал выкрасить ворота в украинский флаг. Я тогда не поняла, зачем это надо.
А 28 числа он сначала мне прислал эсэмэску с телефона своего друга, Пашки, позывной Банни, он тоже погиб. Написал "Все хорошо! Женя". А потом пытался звонить. Все, что я тогда услышала "Мам, мам…." , - а затем шум, свист. Начала плакать и говорю, что Женечка, я тебя люблю. Муж у меня трубку вырывал, хотел сказать, чтоб он все бросал и выходил. Но связь была очень плохая, а потом и вовсе не было. Если бы я знала тогда, насколько это все серьезно, я бы туда поехала, и если надо, на брюхе приползла бы, но вытащила бы своего ребенка из беды.
Я и сейчас часто вспоминаю и Антону, и Андрею, что они все знали, а мне ничего не говорили. Старший сын недавно признался, что Женя, когда ему звонил, то прощался. А Антон рассказывал, что объяснял ему про окружение, и что он, как разведчик может выйти оттуда. Но Женя отрезал, чтоб Антон не предлагал ему такого – людей, которые с ним находились там, он ни за что не бросит.
Про "иловайский коридор" мы знали, потому что в интернете проскакивала информация. А еще 28 августа те донбассовцы, которые лежали в госпитале на тот момент, приехали под АП, мы тогда как раз собрались на митинг по поводу вывода наших детей из-под Иловайска. И я помню, как один из ребят начал показывать нам прощальные эсэмэски тех, кто сейчас там, в окружении. А я подошла к нему и говорю: "Ты что делаешь, там же мой сын?"Тогда я вообще не могла принять того, что они действительно прощались.
28 августа ночь была беспокойная, я почти не спала. Утром встали с мужем, смотрю на часы и думаю, выходят они там или нет? В голове одно: "Когда же появится связь? Когда он позвонит?" В общем, меня всю просто выкручивало, сердце колотилось. И я начала сама набирать Женин номер. Это было где-то в 9-9,30 утра, но абонент был вне зоны досягаемости. Я еще несколько раз набрала – и поняла, что там происходит что-то нехорошее. И чтоб не сойти с ума, села на велосипед - и часа два ездила по Бортничам. Все это время читала молитвы, а уже после всего случившегося я узнала, что именно в то время, когда я каталась по городу, моего Женю и убили.
В течение нескольких дней семья Харченко не получала никаких известий о том, что случилось с их сыном. Понимая, что надо что-то предпринимать, Андрей и Антон взяли с собой фото бойца и поехали в Днепр - большинство раненых и погибших после "иловайского котла" направляли туда, как в больницы, так и в морги.
"Антону перед тем, как они поехали, сон приснился, что Женя просит забрать его домой, потому что ему холодно. Я была уверена, что ведь мой сын разведчик и где-то в кукурузе, подсолнухах спрячется, а потом обязательно выйдет.
Мы по ночам свечку на окно ставили, и я молила: "Господи, покажи Жене дорогу домой!" А потом как-то ночью вскочила и говорю, Борис, мы его найдем: мне приснился сон, что я убираю в комнате и нахожу мешочек с золотом. Красный, - у меня как раз есть такой - там всякие старые драгоценности хранятся, - мешочек - это Женя, наше золото. Ну, так и случилось - тот гроб, в котором его привезли, был точно такого цвета, как мешочек.
Женя снился мне в первый год после гибели, потому что я просила его об этом. Помню, на Рождество был сон: он стоит на кухне, красивый так, ухоженный. Я его вижу и говорю: "Чудик, наконец-то ты вернулся, где ты был? И хочу обнять сына, а он руку ставит вперед, как бы дистанцию устанавливая, и говорит, что, мама, мне пора. А еще как-то снилось - я спрашивала его, ты где, Женёк, с родственниками? А он, что нет, я с братьями. Они же все братья там. А сейчас он мне не снится".
Во время одной из поездок Андрея и Антона в Днепр, а в поисках брата они бывали там не единожды, фотографию Реда опознал один из бойцов, лежавший в госпитале. Он и сообщил, что Женя не выжил, а погиб на пожарной машине, которая сгорела от прямого попадания вражеских снарядов, пытаясь выйти из-под Иловайска.
"Но если он погиб, то где он? Дайте мне его тело" - словно спрашивая у меня, вытирает слезы Наталья. "В общем, Андрей через знакомых в СБУ расспросил, в какие морги привозили погибших - и они начали ездить по моргам. В одном из моргов сына и опознали по татуировке на локте, по пальцам и зубам. Но, когда мы туда с мужем поехали, я все равно просила дать мне его в том виде, в каком он есть. И получила ответ, что физически тело показать невозможно - оно было растрощено и очень обожжено. Муж смотрел фотографию, а я не могла на это смотреть. У Андрея был большой нервный срыв на этой почве. Он фото сохранил в ноутбуке – и однажды его просто разбил.
Я не могла представить, что моего ребенка сожгли. Но его хлопцы мне сказали, что сыну не больно было – это случилось мгновенно. Ну, а как не больно? Как? Я видео смотрела по Иловайску, а там сепары ходят и говорят, мол, как укропы тут воняют жареным мясом. Но это же какие-то нечеловеческие методы, ведь бой боем, а мать должна увидеть тело своего сына! Хотя с другой стороны, меня это спасло и спасает до сих пор, что я не видела Женю в открытом гробу – поэтому для меня он не умер".
После опознания тела Реда и подтверждения совпадения по ДНК, 21 сентября 2014 года его привезли хоронить домой, в этот же день друзья семьи покрасили ворота дома, где жил Женя, в цвета украинского флага, так как он и просил родителей накануне гибели.
Выжившие побратимы бойца рассказали Наталье, что пожарную машину, стоявшую в депо, где парни держали оборону, оборудовали волонтеры. Сделали наверху люк. И во время коридора она ехала за двумя машинами с ранеными.
"Хлопцы вспоминали, что мой Женек ехал сверху с гранатометом, а его друг Банни, Павел Петренко, на жабе с пулеметом. Кроме них там был Андрей Журавленко – командир разведки в "Донбассе", позывной Восьмой, его тело нашли первым, Сергей Петров, позывной ТУР , - он до сих пор не похоронен, Сергей Ковешников, позывной Бирюк , и Ахим – Михаил Данив за рулем.
И я понимаю, как они героически выходили оттуда – не с поднятыми руками, а отстреливались. Когда на Майдане нам вручали значок "Героя-киевлянина", то ко мне подходили хлопцы, становились на колени и целовали руки, приговаривая: "Спасибо вашему сыну и всем, кто был в пожарной машине - они ведь собой закрыли нас, машину с ранеными, когда увидели, как российский танк расстрелял еще одну". Вот так, сгорев заживо, наши дети стали героями.
Я знаю, что мой сын не просто погиб, а он совершил много полезного. Ребята рассказывали, что он в разведку ходил, в тыл противника. Жестко выступал против мародерства, даже конфликты были со своими на эту тему. Местным продукты носил, например, бабушке одной, которая пирожками его угостила, а это единственное, что у нее было из еды. Говорил ребятам, что ведь это наша бабушка, она не должна голодать. Боец Семерка рассказал мне, как попал в засаду, а когда попросил помощи, то прибежал Ред, хоть и помочь-то ему было особо нечем: показал гранату для себя и пару выстрелов из гранатомета. Но эти выстрелы их и спасли.
Мой сын был борцом за справедливость, он всегда всем помогал. Нам с мужем всегда дарил подарки, когда зарплату получал - очень заботливый. Самостоятельный. Женя был очень взрослый, он торопился жить. И где-то был неудобен даже мне своей жизненной позицией, а ведь сейчас я понимаю, что он правильно жил. И теперь я стала такой, как он. И самое главное - не сдавать эти позиции. Не предавать своего сына. И как бы ни было больно, в какие бы депрессии я ни впадала, я тоже буду бороться за справедливость, и жить, как мой ребенок."
Проводить Женю Харченко в последний путь, по словам мамы, пришло очень много людей – подобных похорон в Бортничах еще не было.
"Меня возили на кладбище - место показывали, а я подумала о том, что раньше это было футбольное поле, на котором он играл в футбол. А после похорон у меня было, как агония, неприятие. Я все время думала, что это все не мое и не со мной. Приходила на кладбище и спрашивала себя, а зачем я сюда прихожу? Разве ты здесь, ну скажи, что это неправда? Я не верю в то, что его нет, хотя когда думаю, что это так, мне становится страшно, что на этом все закончилось. Для меня Женя жив, но просто не может позвонить, приехать. У одной моей знакомой сын тоже погиб, не на войне, правда, так она мне сказала: "Ты всегда думай о том, что там, где он сейчас находится, ему намного лучше."
Через какое-то время после смерти сына, Наталья начала заниматься активистской деятельностью - стала главой ГО "Спілка матерів воїнів, загиблих в АТО". По ее же словам, в основном их организация занимается социальными проблемами мам погибших на востоке бойцов, их реабилитацией, поддержкой.
"Поначалу у нас были разногласия, и те, с кем не удалось сработаться по разным причинам, – отошли, но сейчас образовался определенный костяк", - рассказывает мне о своей деятельности мама Реда. "И сейчас, если неделю кто-то из мам не звонит, начинаешь переживать, что случилось. Мы стали как одна семья – держимся друг друга"
Кроме всего прочего мамы погибших стараются подымать вопросы относительно расследования по "иловайскому котлу". Наталья говорит, что их с мужем сейчас никто никуда не вызывает, нет никаких судов. Единственное, что удается делать самим – это напоминать о трагедии на митингах под генпрокуратурой.
"В Днепре, когда мы забрали Женю, следователь, молодой парень, сказал, что ему скинули кучу дел по погибшим - и сиди разбирайся. А потом, позже, в эсэмэсках какие-то глупые вопросы мне задавал - и все, на этом все закончилось. А мужу тогда же, в 14 году, выдали странные документы про несчастный случай, что колонна двигалась в сторону Донецка и попала под минометный обстрел. Кто обстреливал – неизвестно. Борис сказал, что это "Филькина грамота" и подписывать он это не будет, и не подписал. Вообще, нам одно твердят: Россия агрессор – с нее спрос. Но никто не думает, как нам теперь живется без сына? Мужу ведь тоже очень тяжело, хорошо, что сейчас пошел на работу, он моряк – ездит в рейсы по Днепру, это его немного отвлекает. Я работаю в Академии МВД, где учился Женя. Часто, пока нет мужа, вечерами дома сама, благо в гости приезжает внук.
Андрей раньше на войну собирался все время. Да так активно, что ни жена, ни сын не останавливали. Говорил, что я виноват перед Женей, он ведь младший брат. Но сейчас от своей идеи отказался, понимает, что семья, да и я просто не выдержу этой боли, без его поддержки. А Антону как сложно все это дается! Мы раньше были более открытые, энергичные, столы накрывали - друзей приглашали, а теперь живем своей закрытой жизнью. Мы осиротели без Жени.
Мне его не хватает. Я задыхаюсь, хочу нюхать его вещи. Сейчас понимаю, какой он у меня был красивый. Очень. И душой, и телом. А еще понимаю, что надо баловать своих детей, ведь неизвестно, что им уготовлено. Я очень жалею, что, наверное, много ему недодала, недолюбила.
Но мы приняли Женину позицию. Он знает, что мы всегда были с ним - и сейчас мы с ним. Я уверена, что кода Женя уходил на фронт, он очень сильно обо мне думал и понимал, с какой болью, если что-то с ним случится, мне придется жить, но он все равно выбрал защищать Украину - и я горжусь своим сыном.
Текст и фото: Вика Ясинская, "Цензор.НЕТ"
https://ua.censor.net.ua/resonance/3047 … e_bolyache